JК
Граф Феникс :: Энгельгардт Николай Александрович
Страница: 312 из 461И в этом порыве она казалась вакханкой, призывающей к наслаждению.
– Мрамор Эллады, мрамор Эллады! – сказала графиня и положила руку на подножие таинственного изваяния. – Я искала вас, чтобы поблагодарить за чудную розу! – продолжала она и, склонив головку, прикоснулась губами к пышному цветку и долго впивала его аромат.
Затем Серафима взглянула на море, на пламенеющий закат, и выражение подвижного, впечатлительного лица итальянки изменилось. Вакхический смех сменило какое-то задумчивое удивление. Казалось, Серафиме было ново это гармоничное таинственное угасание северного солнца, эта смена красок, переливы теней. В том же удивленном созерцании она опиралась о мрамор, и взор ее южных очей, очарованных задумчивой грустью северной природы и северного человека, скользил бесцельно, беспредметно.
– Я искала вас! – опять повторила Серафима, и теперь ее низкий грудной голос был полон робкого, но глубокого чувства. – Я заметила ваш взгляд. Он говорил, что вы друг. А я так одинока, так несчастна, так нуждаюсь в друге!
Последние слова женщина произнесла с такой трогательной и кроткой мольбой, так чарующи были дивные звуки итальянской речи в устах красавицы, что все существо молодого тамплиера отозвалось на этот призыв к участию.
– Вы не ошиблись, графиня, – почти шепотом, не меняя позы, отвечал князь Кориат.
– О, не зовите меня графиней! Зовите Серафимой. Но повторите, что я не ошиблась, когда прочла дружбу в ваших глазах.
– Нет, вы не ошиблись.
– Мрамор Эллады, мрамор Эллады! – сказала графиня и положила руку на подножие таинственного изваяния. – Я искала вас, чтобы поблагодарить за чудную розу! – продолжала она и, склонив головку, прикоснулась губами к пышному цветку и долго впивала его аромат.
Затем Серафима взглянула на море, на пламенеющий закат, и выражение подвижного, впечатлительного лица итальянки изменилось. Вакхический смех сменило какое-то задумчивое удивление. Казалось, Серафиме было ново это гармоничное таинственное угасание северного солнца, эта смена красок, переливы теней. В том же удивленном созерцании она опиралась о мрамор, и взор ее южных очей, очарованных задумчивой грустью северной природы и северного человека, скользил бесцельно, беспредметно.
– Я искала вас! – опять повторила Серафима, и теперь ее низкий грудной голос был полон робкого, но глубокого чувства. – Я заметила ваш взгляд. Он говорил, что вы друг. А я так одинока, так несчастна, так нуждаюсь в друге!
Последние слова женщина произнесла с такой трогательной и кроткой мольбой, так чарующи были дивные звуки итальянской речи в устах красавицы, что все существо молодого тамплиера отозвалось на этот призыв к участию.
– Вы не ошиблись, графиня, – почти шепотом, не меняя позы, отвечал князь Кориат.
– О, не зовите меня графиней! Зовите Серафимой. Но повторите, что я не ошиблась, когда прочла дружбу в ваших глазах.
– Нет, вы не ошиблись.