Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте   ::   д’Азельо Массимо

Мне было совсем не до него; однако слова его заставили меня опомниться, и я не мог понять, кто из нас бредит: он или я. Какой герцог? Какая прикрытая дверь? Что имел в виду этот полоумный? Вот о чем я раздумывал.

Но так как я был за тысячу миль от верной догадки, да и не очень-то был способен тогда здраво рассуждать, я решил немедленно выполнить задуманное и, подождав еще немного (вокруг все было тихо), приблизился к гробу, охваченный предсмертной дрожью.

Я снял покров, вытащил мой острый кинжал и принялся открывать гроб. С большим трудом вытаскивал я гвозди, не имея иного орудия, кроме этого кинжала; но в конце концов мне удалось поднять крышку.

Прекрасное тело Джиневры было закутано поверх савана в белоснежные ткани. Мне захотелось, прежде чем умереть, взглянуть еще раз на лик моего ангела.

Опустившись на колени, я стал развертывать покрывала, скрывавшие от меня единственное мое утешение. Приподняв последнее из них, я увидел лицо Джиневры, Оно казалось восковым. Весь трепеща, я припал к этому лицу и не мог удержаться, чтобы украдкой — хоть мне это казалось святотатством — не поцеловать ее в губы. И губы ее слегка дрогнули. Я едва не упал замертво.

— Всемогущий Боже! — воскликнул я. — Все возможно для Твоего милосердия!

Я взял ее руку, нащупывая пульс.

Сердце мое стучало так, что мне не хватало дыхания. Под моей рукой слабо бился пульс. Джиневра была жива!

Можешь себе представить, как я растерялся, оказавшись совершенно один в такую минуту.