JК
Саджо и ее бобры :: Куоннезина Вэши
Страница: 165 из 166Так она и замерла с полуоткрытыми алыми губами, глядя горящими глазами на пруд, не отрывая от него напряженного взгляда, пока не исчезла последняя коричневая голова.
И вдруг из чащи золотистых дрожащих листьев послышалась звонкая песнь белогрудой славки. Нежный голос пернатой певуньи разносился далеко по тихой долине, и Саджо казалось, что это была песня надежды, радости и любви.
«Мино-та-кия! (Это хорошо!) — звенело в ушах у девочки. — Ми-ми-ми-и-и-но-но-но-оо-но-та-ки-но-та-ки-но-та-кия-а» 15 .
Так и стояла Саджо, совсем тихо, под дождем падающих листьев, все еще не спуская глаз с черной землянки, и тихо повторяла про себя:
— Ми-но-та-кия-а!
Она повесила корзинку, в которой остались два блюдца и душистая зеленая подстилка, на низко склонившуюся ветку у прозрачной, спокойной воды.
А потом повернулась, улыбнулась отцу и брату и побежала к ним.
…Это все, что я хотел рассказать. Моя повесть закончена.
Пока вы слушали мой рассказ, догорели мерцающие огни нашего костра, и посреди вигвама остались лишь тлеющие угли. Позади нас на оленью шкуру — стену вигвама — упали наши длинные темные тени.
Пора расходиться.
Как-нибудь в сумерках летнего вечера, когда вы будете совсем одни, вспомните про этих двух маленьких индейцев. Они были такие же дети, как и вы, и им тоже бывало иногда страшно, у них были свои радости, горести и надежды, совсем как у вас.
Вспомните про Чилеви и Чикени, двух маленьких бобрят, которые так привязались к своим маленьким хозяевам.
И вдруг из чащи золотистых дрожащих листьев послышалась звонкая песнь белогрудой славки. Нежный голос пернатой певуньи разносился далеко по тихой долине, и Саджо казалось, что это была песня надежды, радости и любви.
«Мино-та-кия! (Это хорошо!) — звенело в ушах у девочки. — Ми-ми-ми-и-и-но-но-но-оо-но-та-ки-но-та-ки-но-та-кия-а» 15 .
Так и стояла Саджо, совсем тихо, под дождем падающих листьев, все еще не спуская глаз с черной землянки, и тихо повторяла про себя:
— Ми-но-та-кия-а!
Она повесила корзинку, в которой остались два блюдца и душистая зеленая подстилка, на низко склонившуюся ветку у прозрачной, спокойной воды.
А потом повернулась, улыбнулась отцу и брату и побежала к ним.
…Это все, что я хотел рассказать. Моя повесть закончена.
Пока вы слушали мой рассказ, догорели мерцающие огни нашего костра, и посреди вигвама остались лишь тлеющие угли. Позади нас на оленью шкуру — стену вигвама — упали наши длинные темные тени.
Пора расходиться.
Как-нибудь в сумерках летнего вечера, когда вы будете совсем одни, вспомните про этих двух маленьких индейцев. Они были такие же дети, как и вы, и им тоже бывало иногда страшно, у них были свои радости, горести и надежды, совсем как у вас.
Вспомните про Чилеви и Чикени, двух маленьких бобрят, которые так привязались к своим маленьким хозяевам.