JК
Сибирский аллюр :: Вронский Константин
Страница: 57 из 253«А вот дочь поняла: нет больше вросших в своюземлю людей. Эх и тяжко привыкать к такому…»
Он сидел на берегу реки, с горькой на вкус радостью осознавая, что дочь его все вытерпела.
Из лагеря доносилось заунывное пение ватажных…
Машков сидел у костра рядом с Марьянкой.
– Сколько тебе годов-то? – внезапно спросила она.
– Думаю, лет эдак двадцать восемь будет.
– Экий же ты старый!
Машков искоса поглядел на нее. «Что-то задумала, – догадался он. – Коли так спрашивает, значит, берегись, Иван».
– Почему ж это старый? – ворчливо спросил он. Девушка рассмеялась и устроилась у костра поудобнее.
– Потому, что старый… – хмыкнула она. – Впрочем, чего уж тут волноваться…
Всю ночь проворочался Машков без сна, думая о том, что Марьяшка выговорила столь легкомысленно и с такой проклятой веселостью. Старый… как заноза в заднице ее слова. Да и эти бессонные ночи… Их было слишком уж много, чтобы порядком вымучить Ивана.
Даже Ермак заметил неладное. Машков в седле иногда носом клевал, потом вскидывал на атамана одурманенные сном глаза, не понимая, что ему говорят. Загадки, да и только…
– Ты заболел, – сказал ему как-то раз Ермак, поглядывая на кулем сидевшего в седле товарища. – Животом, что ль, мучаешься, а, братец? Пережрал намедни, да? Или тебе просто бабенки веселой да ладной не хватает? – и Ермак загоготал весело, громко, провоцирующе.
Машков грустно ухмыльнулся.
– Баба! – устало пробормотал он.
Он сидел на берегу реки, с горькой на вкус радостью осознавая, что дочь его все вытерпела.
Из лагеря доносилось заунывное пение ватажных…
Машков сидел у костра рядом с Марьянкой.
– Сколько тебе годов-то? – внезапно спросила она.
– Думаю, лет эдак двадцать восемь будет.
– Экий же ты старый!
Машков искоса поглядел на нее. «Что-то задумала, – догадался он. – Коли так спрашивает, значит, берегись, Иван».
– Почему ж это старый? – ворчливо спросил он. Девушка рассмеялась и устроилась у костра поудобнее.
– Потому, что старый… – хмыкнула она. – Впрочем, чего уж тут волноваться…
Всю ночь проворочался Машков без сна, думая о том, что Марьяшка выговорила столь легкомысленно и с такой проклятой веселостью. Старый… как заноза в заднице ее слова. Да и эти бессонные ночи… Их было слишком уж много, чтобы порядком вымучить Ивана.
Даже Ермак заметил неладное. Машков в седле иногда носом клевал, потом вскидывал на атамана одурманенные сном глаза, не понимая, что ему говорят. Загадки, да и только…
– Ты заболел, – сказал ему как-то раз Ермак, поглядывая на кулем сидевшего в седле товарища. – Животом, что ль, мучаешься, а, братец? Пережрал намедни, да? Или тебе просто бабенки веселой да ладной не хватает? – и Ермак загоготал весело, громко, провоцирующе.
Машков грустно ухмыльнулся.
– Баба! – устало пробормотал он.