Валентин Гиллуа   ::   Эмар Густав

— Так ужасно, друг, — отвечал капатац со страхом, которого невозможно передать, — что, находясь один с вами в этой комнате, куда не может забраться ни один шпион,я опасаюсь сказать вам это.

Тигреро печально покачал головой.

— Говорите, друг мой, — сказал он кротким голосом. — Я вытерпел столько жестоких горестей в несколько месяцев, что все пружины души моей давно разорвались от отчаяния; как ни ужасен удар, угрожающий мне, я перенесу его, не бледнея. Увы! Горе уже не имеет на меня влияния.

— Да, вы человек высеченный из гранита — я это знаю, вы стойко боролись с несчастьем; но, поверьте, дон Марсьяль, есть страдания в тысячу раз ужаснее смерти, и я не сознаю себя вправе возбуждать в вас эти страдания.

— Сострадание, которое вы оказываете мне, более ничего, как слабость, друг мой. Я не могу умереть прежде чем исполню дело, которому посвятил свою бесцветную жизнь, я поклялся во что бы то ни стало защищать, не жалея своей жизни ту, которая в более счастливое время была моей невестой.

— Исполняйте же вашу клятву дон Марсьяль, потоку что бедная девушка никогда не находилась в такой большой опасности.

— Что вы хотите сказать? Ради Бога, объяснитесь! — вскричал Тигреро.

— Я хочу сказать, что дон Себастьян желает присвоить себе несметные богатства своей родственницы, которые ему нужны для успеха его честолюбивых планов; я хочу сказать, что, без угрызений совести, без стыда, отложив в сторону всякое человеческое уважение, забывая, что несчастная вверена ему законом, помешана, он холодно хочет сделаться ее палачом.