Золото   ::   Полевой Борис Николаевич

— Домой возвращаться надо, Игнат Савельич, раз такое дело, раз захлопнули нас,как мышь в мышеловке… Что же ещё? — тихо сказала она, неуверенно оглядываясь на притихших подруг.

Толпа вздрогнула, шевельнулась. Ещё громче, ещё надрывнее запричитала на дороге старуха. Сайкина вздохнула тяжело, шумно:

— Сколько голову ни ломай, больше ничего не придумаешь. Фашист нам путь перешёл. Выходит, такая уж у нас судьба…

Сайкина заплакала, запричитала, и вслед за ней заплакали на разные голоса стоявшие возле неё доярки, скотницы, телятницы, заплакали, приговаривая, как в былые дни на похоронах:

— Горькие мы, разнесчастные… Куда мы теперь, кому мы теперь нужные? Закатилось наше солнышко, не видать нам бела света…

Рубцов молчал, играя скулами. Старый шрам, оставленный кулацкой пулей, надулся и побагровел, что всегда служило у председателя признаком крайнего волнения.

Много сложных поворотов в артельной жизни пережил старый колхозный вожак. Казалось, не было трудности, которая поставила бы его в тупик; всегда он знал, что ему сказать народу. Но такой беды, такой ответственности никогда ещё не сваливалось на его плечи. Как поступить, что сказать всем этим измученным женщинам?

В нем проснулся старый балтиец, времён штурма Зимнего. Опыта нет — сердце подскажет. Он обвёл ястребиным взором всю эту плачущую толпу:

— Смирно! Не реветь! В лесу и без того сыро.