JК
Амур-батюшка :: Задорнов Николай Павлович
Страница: 917 из 967 – Наверно, запьянствовал…
Силин, рыбачивший на прорубях, уверял, чтошуга – битый лед, намерзший под материковым, становым, – уже не цепляет снастевых веревок, значит лед утолщился, стал крепок, поэтому и перевозки скоро начнутся.
Мороз все крепчал. Под дальним берегом курились обширные полыньи, застилая и сопки и реку густым туманом.
Как-то ранним утром во мгле послышался звон колокольцев.
– Едет!
Открытие тракта – большое событие. До того живут мужики всю осень, как на необитаемом острове.
Все собрались у почтового станка – избенки, построенной солдатами, около которой стоял полосатый столб с орлом.
– Что нос трешь? – спрашивал Савоська у Егора. Старый гольд перепоясан кушаком по-ямщицки, с кнутом в руках. – У русского нос большой, поэтому мерзнет.
Колокольцы быстро приближались. Рослые гнедые мчали вовсю. Не сбавляя бега, кони поднялись на обрыв и, кидая кошевку по рытвинам в снегах, понесли мимо изб. Правил вятский ямщик Протасий Городилов.
– Потише! Потише!.. – раздался тонкий голос станового.
Доха его распахнулась, между красных мехов стало видно бледное плоское лицо в веснушках.
Протасий уперся ногой в корку снега. Возок валило набок. Ямщик спрыгнул, налег грудью на облучок. Крестьяне остановили коней.
Становой вылез и, волоча шубу, пошел в избу Барабановых. За ним вылез из кошевки сопровождавший своего начальника полицейский.
– Здравствуй, хозяйка! – входя в дом, кивнул становой Агафье.
Силин, рыбачивший на прорубях, уверял, чтошуга – битый лед, намерзший под материковым, становым, – уже не цепляет снастевых веревок, значит лед утолщился, стал крепок, поэтому и перевозки скоро начнутся.
Мороз все крепчал. Под дальним берегом курились обширные полыньи, застилая и сопки и реку густым туманом.
Как-то ранним утром во мгле послышался звон колокольцев.
– Едет!
Открытие тракта – большое событие. До того живут мужики всю осень, как на необитаемом острове.
Все собрались у почтового станка – избенки, построенной солдатами, около которой стоял полосатый столб с орлом.
– Что нос трешь? – спрашивал Савоська у Егора. Старый гольд перепоясан кушаком по-ямщицки, с кнутом в руках. – У русского нос большой, поэтому мерзнет.
Колокольцы быстро приближались. Рослые гнедые мчали вовсю. Не сбавляя бега, кони поднялись на обрыв и, кидая кошевку по рытвинам в снегах, понесли мимо изб. Правил вятский ямщик Протасий Городилов.
– Потише! Потише!.. – раздался тонкий голос станового.
Доха его распахнулась, между красных мехов стало видно бледное плоское лицо в веснушках.
Протасий уперся ногой в корку снега. Возок валило набок. Ямщик спрыгнул, налег грудью на облучок. Крестьяне остановили коней.
Становой вылез и, волоча шубу, пошел в избу Барабановых. За ним вылез из кошевки сопровождавший своего начальника полицейский.
– Здравствуй, хозяйка! – входя в дом, кивнул становой Агафье.