JК
Азеф :: Гуль Роман
Страница: 143 из 405И вдруг машинально остановился: на другой стороне висела покосившаяся вывеска «Семейные бани Казакова». Савинков перешел улицу. На двери бани, писаное рукой, прижатое кнопками, было объявление: – «Стеклянной посуды в баню просят не носить во избежание всяких случайностей и вообще». Савинков, не думая, вошел в баню.
Бани были второразрядные. В коридоре пахло банной прелью. Ходили сюда не столько мыться, сколько за всякими другими надобностями.
– Номера есть? – опросил у кассы Савинков и закашлялся.
– Только в три рубля.
– Да, в три, – сказал он, вытаскивая зелененькую бумажку.
«Чорт знает, как дорого», – подумал поднимаясь по грязной лестнице. В углу ковра заметил пятно обмылков. «Уронили белье, что ли?»
Банщик с фиксатуаренными усами семенил с конца коридора.
– В 12-й пожалте.
– Мыла, полотенце, – рассеянно говорил Савинков, входя в номер, – и эту, ну как ее… мочалку!
– Как же без мочалки, – засмеялся богатому барину банщик.
Савинков заперся. Бросил мыло, полотенце, мочалку в медный таз. Сбросил пальто, пиджак и лег на диван. Надо было сосредоточиться, решить. Но решить было, оказывается, трудно. Вместо решения проносились не относящиеся к делу картины. Мать, умерший брат Александр, Вера, он не мог отогнать их. «Господи», – вдруг пробормотал он и, услышав свой голос, удивился.
«Банщику надо было сказать, что жду женщину, было бы лучше». В это время в номер раздался стук. Савинков вздрогнул и прислушался.
Бани были второразрядные. В коридоре пахло банной прелью. Ходили сюда не столько мыться, сколько за всякими другими надобностями.
– Номера есть? – опросил у кассы Савинков и закашлялся.
– Только в три рубля.
– Да, в три, – сказал он, вытаскивая зелененькую бумажку.
«Чорт знает, как дорого», – подумал поднимаясь по грязной лестнице. В углу ковра заметил пятно обмылков. «Уронили белье, что ли?»
Банщик с фиксатуаренными усами семенил с конца коридора.
– В 12-й пожалте.
– Мыла, полотенце, – рассеянно говорил Савинков, входя в номер, – и эту, ну как ее… мочалку!
– Как же без мочалки, – засмеялся богатому барину банщик.
Савинков заперся. Бросил мыло, полотенце, мочалку в медный таз. Сбросил пальто, пиджак и лег на диван. Надо было сосредоточиться, решить. Но решить было, оказывается, трудно. Вместо решения проносились не относящиеся к делу картины. Мать, умерший брат Александр, Вера, он не мог отогнать их. «Господи», – вдруг пробормотал он и, услышав свой голос, удивился.
«Банщику надо было сказать, что жду женщину, было бы лучше». В это время в номер раздался стук. Савинков вздрогнул и прислушался.