Азеф   ::   Гуль Роман

В буфете 1-го класса под пыльной пальмой Савинков крикнул: – Кофе и сухарей!

– Когда отходит пароход на Печеньгу? – спросил англичанин лакея, поднесшего кофе.

– На Печеньгу-с сегодня в 5.15.

– Через час?

– Так точно.

– Сколько езды до пристани?

– Минут пятьдесят.

Савинков бросил рыжий рубль и кинулся к выходу. Извозчичья кляча вскачь шла по архангельской площади.

– Да скорей же! – кричал Савинков.

У пристани был виден дымивший трубами пароход с золотой надписью над клюзом «Император Николай I-й». По сходням шли люди. В кассе, не торопясь, плавали пухлые руки барышни-кассирши.

– Скорей, барышня, пароход отходит! Руки выкинули билет, отсчитывая сдачу. За минуту до отхода, в давке, на сходнях Савинков скользнул на пароход.

«Запереться?» Савинков повернул ключ каюты. Минута длилась, как год. Низким, пронзительным гудом заревел «Император Николай I-й» и архангельские берега начали медленно отходить…



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1



Центр партии социалистов-революционеров был у кресла Михаила Гоца. Гоц огонь и совесть партии. Худой, с вьющейся из-под шеи, добролюбовской бородой и библейскими глазами, Гоц несколько лет сидел в кресле. Кресло его возили на колесиках. Шестилетняя каторга Гоца началась избиением политических в Средне-Колымске. После избиения у Михаила Гоца появилась опухоль на оболочке спинного мозга.

Когда Савинков позвонил на женевском Бульваре Философов в квартиру Гоца, у кресла сидели: – теоретик партии с шевелюрой рыжих волос и косящим глазом В. М.