Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)   ::   Паустовский Константин

Под возами храпели в теплой пыли владельцы этих богатств -- немцы-колонисты из Люстдорфа и Либенталя, а на возах сидели нанятые ими зазывалы -- еврейские мальчики, ученики из хедера, и, закрыв глаза и, покачиваясь, как на молитве, пели жалобными голосами:

-- Ай, люди добренькие, господа дорогие! Ай, вишня! Ай, вишня, ай, сладкая абрикоса! Ай, пять копеек за фунт! Ай, пять копеек! Себе в чистый убыток! Ай, люди добренькие, покупайте! Ай, кушайте на здоровье!

Мостовая была засыпана вишневыми косточками с остатками кровавой мякоти и косточками абрикосов.

Я купил серого хлеба с изюмом и прошел в дальний край базара, в обжорку, где на толстых столах бурно кипели, отражая нестерпимое черноморское солнце, кривые самовары, и жарилась на сковородах украинская колбаса.

Я сел за стол, покрытый домотканой скатертью. На ней была вышита крестиками надпись: "Раичка, не забывай за родной Овидиополь".

Посреди стола в старом синем тазу с отбитой эмалью плавали в воде пионы.

Я съел сковороду жареной колбасы, начал пить горячий сладкий чай и решил, что жизнь в Одессе прекрасна.

В это время ко мне подсел сухопарый человек в морской каскетке с треснувшим лакированным козырьком. Желтые баки торчали, как у рыси, по сторонам его серого лица.

-- Скажите, молодой человек,-- спросил он меня приглушенным голосом заговорщика,-- вы, извиняюсь, не санитар?

-- Да, санитар.