JК
Благородство поражения. Трагический герой в японской истории :: Моррис Айван
Страница: 383 из 552Они так же изменчивы, как вертящиеся кошачьи глаза. К моему изумлению, некоторые из тех, на кого я полагался, как на родственные души, выдвинули против меня ни на чем не основанные обвинения. [588] »
В своих более поздних стихотворениях Сайго замечает, что не испугался бы и миллиона демонов, но вид «этой своры диких зверей, именуемых человеческими существами» (нингэн-коро-но гун) вселяет в него желание покинуть этот мир. [589] В других стихах, что еще более значимо, болезненные сомнения Сайго обращены к его собственному характеру:
Я сижу и занимаюсь до поздней, горькой ночи.
Лицо мое холодно, желудок пуст.
Вновь и вновь я ворошу угли, чтобы они давали свет.
Эгоистичные мысли (сии) должны таять, как снег, перед [этой] зажженной лампой.
И вот, когда я заглядываю глубоко в свое сердце,
Меня охватывает ошеломляющий стыд (хадзуру кото оси).
Под яркой, кипучей внешностью героя, похоже, скрывалось глубокое ощущение собственной никчемности, однако, не располагая никакими сведениями о его молодых годах, мы вряд ли можем доискаться до его первопричины и подтекста.
Мало что известно о годах, проведенных Сайго за работой в магистрате. Он был переписчиком, и, вполне возможно, именно в этот период развил свои каллиграфические способности — искусство номер один для японского джентельмена. Работа приблизила его также к нуждавшемуся крстьянству Сацума. Один раз магистрат командировал его в провинцию для проверки сбора налогов.
В своих более поздних стихотворениях Сайго замечает, что не испугался бы и миллиона демонов, но вид «этой своры диких зверей, именуемых человеческими существами» (нингэн-коро-но гун) вселяет в него желание покинуть этот мир. [589] В других стихах, что еще более значимо, болезненные сомнения Сайго обращены к его собственному характеру:
Я сижу и занимаюсь до поздней, горькой ночи.
Лицо мое холодно, желудок пуст.
Вновь и вновь я ворошу угли, чтобы они давали свет.
Эгоистичные мысли (сии) должны таять, как снег, перед [этой] зажженной лампой.
И вот, когда я заглядываю глубоко в свое сердце,
Меня охватывает ошеломляющий стыд (хадзуру кото оси).
Под яркой, кипучей внешностью героя, похоже, скрывалось глубокое ощущение собственной никчемности, однако, не располагая никакими сведениями о его молодых годах, мы вряд ли можем доискаться до его первопричины и подтекста.
Мало что известно о годах, проведенных Сайго за работой в магистрате. Он был переписчиком, и, вполне возможно, именно в этот период развил свои каллиграфические способности — искусство номер один для японского джентельмена. Работа приблизила его также к нуждавшемуся крстьянству Сацума. Один раз магистрат командировал его в провинцию для проверки сбора налогов.