JК
Человек воды :: Ирвинг Джон
Страница: 62 из 506 — Помнишь, как мы когда-то просыпались в Капруне?
— И снег залеплял все окна, — машинально бормочу я. — Снег набивался за оконную раму, наметало даже на подоконник…
— И так пахло завтраком! — восклицаешь ты. — А лыжи и ботинки ждали внизу в холле…
— Говори потише, Биг, — прошу я. — Ты разбудишь Кольма… который потом сразу же начнет носиться из нашей спальни в холл.
— Не кричи на него, когда я уйду, — говоришь ты и встаешь из постели, толкая меня обратно. Ты подпрыгиваешь на холодном полу, и твои большие, торчащие вверх сиськи высовываются на свет; они указывают через холл в кухню (что символизирует это направление, для меня загадка).
Затем твой большой лифчик, Биг, обхватывает тебя, словно лошадиная упряжь. Этот проклятый больничный запах холодным туманом окутывает тебя.
И моя Бигги уходит, анестезированная, стерилизованная, облаченная в нечто бесформенное, напоминающее флакон с декстрозой, который ты увидишь сегодня позже, перевернутым кверху дном, заливающим глюкозную силу в престарелых пациентов.
Ты вырываешься на минутку поболтать с другими сестрами и санитарками в кафетерии. Они рассказывают друг другу, когда их мужья вернулись домой вчера вечером, и я знаю, что ты говоришь им: «Мой Богус сейчас в кровати с нашим Кольмом. А ночью он спал со мной».
Но ночью, Биг, ты сказала:
— Твой отец — старый мудак.
Я никогда раньше не слышал, чтобы ты выражалась подобным образом.
— И снег залеплял все окна, — машинально бормочу я. — Снег набивался за оконную раму, наметало даже на подоконник…
— И так пахло завтраком! — восклицаешь ты. — А лыжи и ботинки ждали внизу в холле…
— Говори потише, Биг, — прошу я. — Ты разбудишь Кольма… который потом сразу же начнет носиться из нашей спальни в холл.
— Не кричи на него, когда я уйду, — говоришь ты и встаешь из постели, толкая меня обратно. Ты подпрыгиваешь на холодном полу, и твои большие, торчащие вверх сиськи высовываются на свет; они указывают через холл в кухню (что символизирует это направление, для меня загадка).
Затем твой большой лифчик, Биг, обхватывает тебя, словно лошадиная упряжь. Этот проклятый больничный запах холодным туманом окутывает тебя.
И моя Бигги уходит, анестезированная, стерилизованная, облаченная в нечто бесформенное, напоминающее флакон с декстрозой, который ты увидишь сегодня позже, перевернутым кверху дном, заливающим глюкозную силу в престарелых пациентов.
Ты вырываешься на минутку поболтать с другими сестрами и санитарками в кафетерии. Они рассказывают друг другу, когда их мужья вернулись домой вчера вечером, и я знаю, что ты говоришь им: «Мой Богус сейчас в кровати с нашим Кольмом. А ночью он спал со мной».
Но ночью, Биг, ты сказала:
— Твой отец — старый мудак.
Я никогда раньше не слышал, чтобы ты выражалась подобным образом.