Черный замок Ольшанский   ::   Короткевич Владимир

Мы сидели в одной, девственно белоснежной, с множеством разных статуй на стенах (в большинстве ярмарочных, гипсовых, как китайские божки, разрисованных в розовое и голубое, а порою и старых, деревянных, пострадавших от времени, давным-давно нуждающихся в реставрации). А на столе была скатерть-самобранка (ведь не сам Жихович приготовил все это и подал горячим на стол). Тут тебе и карп, запеченный в тесте, и травничек анисовый, и «утопленник», кипящий в масле (все старые белорусские кушанья, едва не из первой нашей поварской книги «Хозяйки литовской»), и «отведайте это варенье из стеблей аира, самая нижняя часть».

И на все это гаргантюанство умильно глядел большой черно-белый (а уши «страшно похожи на локоны Натальи Гончаровой с портрета Гау», как сказал ксендз) спаниель Ас.

Ас по-русски означает «ас», по-белорусски — ничего, а по-польски — «туз». Жихович положил ему на нос кусок сахара и приказал терпеть. Шагреневый кончик носа страдальчески морщился, из глаз чуть не текли слезы. И ксендз смилостивился:

— Ас! Милиция!

Пес подбросил сахар в воздух, поймал его и, поджав хвост, бросился под кровать.

— Ну, а если и впрямь милиция? Что тогда? — рассмеялся я.

— При нем? Нне-ет… Ну-ка, травничка.

Ас вылез из-под кровати и снова облизался.

— Знаете, что мне пришло в голову? Из Шевченко.

— Догадываюсь, — подумав, сказал ксендз. — Как дети на пасху хвастались, сидя на соломе.