Цистерна   ::   Ардов Михаил

Сначала был грузовик, уже тронутая апрелем накатанная зимняя дорога, потом набитый людьми и клубами табачного дыма дощатый павильончик, ожидание рабочего поезда, штурм одного из трех темных вагонов - электричества нет за стеклами пыльных фонарей оплывают огарки, станция Вохтога - первый полуцивилизованный пункт, до поезда восемь часов, глубокая ночь, на вокзале все скамейки заняты спящими, темные улицы пристанционного поселка, чудом найденный дом приезжих, заспанная баба, сейф, исчезающий мой паспорт, разноголосый храп, одна из двадцати с лишним указанная мне кровать, липкие, совершенно мокрые простыни, и это - все же удобство, синее утро, снова вокзал, два часа в сидячем вагоне, Буй - маленькийкостромской городок, воскресенье, река еще подо льдом, сразу за мостом церковь, на вид очень древняя, конец обедни, сотни две причастников - ТЕЛА ХРИСТОВА ПРИИМИТЕ, ИСТОЧНИКА БЕССМЕРТНАГО ВКУСИТЕ - рыжий батюшка с потиром и лжицею, - и вот, наконец пробегающий московский экспресс, чуть ли не из Пекина, мягкий вагон - совершенно пустой, лишь один человек в одном купе, он, как и положено командированному, в пижаме, скука и сожаление в его провожающем меня на верхнюю полку взоре, а там - мечта опального поэта - сухие простыни, буржуазный конверт убаюкивающего железнодорожного сна, и часа через три, когда я спрыгнул вниз с довольной и помятой от сна физиономией...

Мы наконец оказались визави с моим попутчиком, и он выплеснул на меня свою тоску по собеседнику, накоплявшуюся несколько суток. Он рассказал мне едва ли не всю свою жизнь... Но Бог с ней, с его жизнью... Он оказался врачом, нет, не настоящим эскулапом, а медицинским начальником из Тюмени... Но он, черт бы его побрал, сам того не подозревая, запустил мне ежа под череп. Он наградил меня сюжетом, пожалуй, почище тех, которыми Пушкин одаривал Гоголя. Он в простоте своей и подозревать не мог, что он делает с тридцатилетним литератором, который тогда еще изо всех сил хотел быть лояльным и даже вез в рюкзаке пиесу для театра в твердой надежде на то, что она будет поставлена...

Между прочими глупостями, составлявшими нехитрое его жизнеописание, он мне вот что рассказал... Вообрази, душа Тряпичкин, себе Тюмень...