Да будет фикус   ::   Оруэлл Джордж

Надо, надо хоть чем-то расквитаться. Не уснешь, думая про нынешний листочек из редакции. И милая Розмари хороша. Пять суток, как не пишет. Было б сегодня от нее письмо, не так бы намертво свалил нокаут «Первоцвета». Говорит, любит, а в кровать-то с ним не собирается, даже письма не нацарапает! Такая же, как прочие. Думать забыла, презирает жалкого червяка. Нужно бы написать и хорошенько объяснить ей, что такое чувствовать себя одиноким, оскорбленным, всеми отвергнутым; пусть поймет, как жестоко ее равнодушие.

Гордон нашел чистый лист и вывел в правом верхнем углу:



«1 декабря, 21.30. Виллоубед-роуд, 31».



На этом пространном введении энергия иссякла. Не мог он, будучи таким разбитым, придумывать слова. Да и что толку? Она ж не поймет, женщинам ничего не втолкуешь. Однако что-нибудь высказать все же надо. Нечто самое важное и что ее кольнет. После довольно долгих размышлений Гордон написал, наконец, посреди листа:

Ты разбила мне сердце.

Без обращения, без подписи. Довольно изящно смотрелось – одной строчкой, точно по центру белого поля, строгим «интеллигентным» почерком. Даже как некая поэтическая миниатюра. Впечатление это несколько приободрило.

Он запечатал письмо, вышел и отослал в ближайшем почтовом отделении, истратив последний пенс на марку, а последний полпенни, чтобы поставить на конверте штемпель.



5

– Пустим ваше стихотворение в следующем номере, – сообщил Равелстон из окна своего бельэтажа.