Тайна Кутузовского проспекта   ::   Семенов Юлиан Семенович

Глинский настойчиво поинтересовался

— Что она говорит?

Костенко укоризненно глянул на него, спросил

— Как шоколадка, бабулечка?

— Страсть как скусная… Я уж ее приберегу…

— Пенсию вам сколько платят?

— Пятьдесять шесть… Спасибо родной партии и правительству… Раньше-то я сорок получала, ну а сейчас как сыр в масле катаюсь, и сметанки можно взять, и сливочек, яички теперь не битые беру… В капитализьме мрут старики с голоду, а мы старость чтим…

— Так вот о красках Людиных, — аккуратно повторил Костенко, — она их на столе держала?

— Нет, на трюме… Чтоб всю себя разглядывать… Особливо когда елочные украшения клеила…

— Какие еще елочные украшения? — не очень-то сдерживая раздражение, спросил Глинский…

— А это когда на лице разного цвета блесточки сияют… На лбу синяя, на щеке желтая, теперь так полагается, вроде закон вышел в защиту женщин, чтоб красоте были прилежны…

— Бабуль, а Мишаня к ней когда звонил? Ястреб?

— Так он завчера звонил! Точно, звонил! Я еще уморилась: «Я, грит, Ястреб»… А я возьми да ответь: «Ты — ястреб, а я — кукушка»…

— Он вечером звонил, да?

— И то верно… Приехал к ней, дверь заперли, меня в чулан замкнули, ну и… Дело молодое, все такими были.. Только раньше по-тайному, а теперь бегом да бегом, а в торопливости какая тайна? Одно бесстыдство…

— Ушел-то он поздно?

— Рано ушел… Поутру… Люда ему еще отнесла рюмку для поправки. Печенье и рюмашку, это я точно помню… Она печенья мне не дает, говорит, для здоровья старикам плохо…

— А где ее большая записная книжка? — тихо спросил Костенко.

— Так ведь здесь же, на столе должна быть… Большой книжки тоже не было…

… Дома у Мишани Ястреба (жену увезли на «скорой помощи», подозрение на обширный инфаркт) остался сын Мишка — до синевы бледный, трясущийся; сказал, что большую телефонную книжку папка взял с собой; все утро звонил куда-то, занято было, а потом плюнул, положил ее в «дипломат» и пошел в киоск.

— Кто ж папку-то моего? — Мишка сжал кулачки (не в пример отцу был худенький и жилистый). — За что?

— Ищем, Миш, — ответил Костенко.