Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Стоит лишь вспомнить начало девятнадцатого, начало двадцатого, чтобы понять хворь, подобную таинственной, никогда не излечиваемой полностью эпидемии; это всеобщая душа нации томится, это ворочается в ковах всеобщая душа мирового человечества; это взывает душа природы, остерегает нас от безумья; все рождается с болью, и потому смерть века ввергает народы в уныние и неодолимый страх пред надвигающимся концом света и пришествием антихриста, анчутки, черного человека. А не влияет ли тут на землю особая болезнь солнца, некие месячные, вроде бабьего обновления? И всегда летали к богу на свидание на седьмое небо, мужики и бабы летали, душою выламываясь из оболочек, чтобы вернуться из дальнего далека обратно на жесткое болезное ложе с искренним исцеляющим словом не для себя, но для всех, остававшихся на грешной земле. И взывали с мольбою: воспряньте, очнитесь, любезные; в грехе погрязли, в смраде и пагубе. А после, не позабывая заветного слова, покидали новоявленные проповедники родимый очаг и шли путаными тропами по мечтающей многогрешной уповающей земле, опираясь на батог, с берестяной зобенькой для милостыни и с обнадеживающим радостным виденьем: не пропали, дескать, пока не пропали, бог пасет, летал на седьмое небо, видел бога, бог сказал – живите дружно, любите друг друга…

«А бога-то видели? – все домогался Кралин, сияя лысиной. – Каков он, во что одет?» Егоров развернул рисунки, исполненные в красках: цветные сферы, в центре в прозрачном скафандре бог. «Он в сверкающей непрозрачной одежде, – объяснял космист. – С ним не требуется говорить, он сам вкладывает мысли. Он лишь посмотрит, – и все в душе, она излечена и живет».