Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Иль Чернобесов подтолкнул его? Вычурный резной трон Бурнашов затеял, когда сел за роман «Палач»; позднее, когда вернулась прежняя уверенность и цепкость рук, с бывшей барской усадьбы он привез три липовых кряжа и устроил широкое боярское ложе с изголовьем, изукрашенным цветами, на толстых точеных тумбах с витой канителью, в основании которых были распростертые страдающие драконы.

С божницы, где едва проступал лик Николы Поморского, Бурнашов продолжил любопытный взгляд, озирая горницу медленно, чужими глазами, и нашел свое имение замечательным, ладно обжитым: резные лавицы в простенках, расписанная лазоревыми цветами печь (Лизанька старалась), просторная столешня, подпертая грудастыми девами с рыбьими хвостами и заваленная бумагами, стопками фолиантов с позеленевшими застежками. Счастливцы, ей-ей, кто пишет о виданном и нынешнем; а тут опустишься в прошлое, как на дно пропасти, без солнечной искры и участливого человечьего зова, и не знаешь, как обратно вернуться в божий мир. Один в потемках, ни лесенки наверх, ни пеньковой веревки, один как перст средь студеного склизкого камня. Где опора, откуда поддержки ждать?.. Плачь, плачь, братец, бог слезы любит, авось подаст милостыню. Бурнашов усмехнулся. И тут ледяную серебристую пленку вновь пробило радостным, голубым, солнце растеплило небесную хмарь, и сейчас желтый огонь разлился по половицам. Солнца, оказывается, ждала душа, такой-то вот малости, и сразу ожила, обрадела, и вся изба стала близкой, родной.