JК
Михаил Федорович :: Сахаров (редактор) А. Н.
Страница: 657 из 794А Соломонида Митревна и говорит: не сумлевайся, говорит, Ониська, кто у тебя возьмет! Нешто в тереме есть воры? Не бойся, не украдут. А вот и украли…— протянула Ониська и вдруг опять завопила: — Матушки вы мои, голубушки!… Царица небесная!…
— Нишкни! — крикнул Тороканов и топнул ногою.
Она затихла.
— Ну, а кто же это у тебя украл-то?
Она совсем не поняла и только бессмысленно глядела на него.
— Да нешто я знаю! — отчаянно воскликнула Ониська. — Кабы я знала…
— Ну, что кабы знала?…
— Так я бы… я бы… не дала бы моего добра вору, я бы кричать стала!…
Допрос продолжался все в том же роде.
Как ни бился Тороканов, ничего не добился он от Ониськи, да и что могла она открыть ему? Были вещи, лежали в сундучке, в чулане, кто их взял и когда, неведомо. Она их не хватилась, а как Настасья Максимовна, постельница, призвала ее, показала, она и признала свои вещи.
Записал все это Тороканов и пока отпустил Ониську. Сидел он, перечитывал показание перепуганной служанки и раздумывал, как тут взяться, за какой конец ухватиться?
Было воровство? Было. Вор проник ночью в терем, захватил Ониськину праздничную одежу, вышел невредимым в сад, добрался до забора, но тут, видимо, перепугался, побросал все вещи, перелез через забор и утек. Никто его не видел, окромя Настасьи Максимовны, да и та не видела его, знает только, что он был в чулане, где вещи те лежали.
— Эка дура баба! — говорил себе Тороканов. — Как припер он дверцу, ей бы тут же ее снаружи и запереть на щеколду, вот вор сразу бы живьем и попался.
— Нишкни! — крикнул Тороканов и топнул ногою.
Она затихла.
— Ну, а кто же это у тебя украл-то?
Она совсем не поняла и только бессмысленно глядела на него.
— Да нешто я знаю! — отчаянно воскликнула Ониська. — Кабы я знала…
— Ну, что кабы знала?…
— Так я бы… я бы… не дала бы моего добра вору, я бы кричать стала!…
Допрос продолжался все в том же роде.
Как ни бился Тороканов, ничего не добился он от Ониськи, да и что могла она открыть ему? Были вещи, лежали в сундучке, в чулане, кто их взял и когда, неведомо. Она их не хватилась, а как Настасья Максимовна, постельница, призвала ее, показала, она и признала свои вещи.
Записал все это Тороканов и пока отпустил Ониську. Сидел он, перечитывал показание перепуганной служанки и раздумывал, как тут взяться, за какой конец ухватиться?
Было воровство? Было. Вор проник ночью в терем, захватил Ониськину праздничную одежу, вышел невредимым в сад, добрался до забора, но тут, видимо, перепугался, побросал все вещи, перелез через забор и утек. Никто его не видел, окромя Настасьи Максимовны, да и та не видела его, знает только, что он был в чулане, где вещи те лежали.
— Эка дура баба! — говорил себе Тороканов. — Как припер он дверцу, ей бы тут же ее снаружи и запереть на щеколду, вот вор сразу бы живьем и попался.