Моя золотая теща   ::   Нагибин Юрий

Надо сказать, что сама Анисья Родионовна обалдела лишь в первый момент, затем в нее проникли не слова, а звуки маминого голоса, так непохожие на музыку дома, и в голосе этом были конюшня, розги, сдача в рекруты, сладкая господская милость, награда из своих ручек за верную службу, согревание барыне постели, усадебная тишина, шелест лип в темных аллеях, пересуды в людской - все, чем так мило русскому холопу проклятое прошлое. "Что еще прикажете взять?" - спросила она не с угодливостью, а с радостной одухотворенной готовностью порадеть. "Устриц и трюфелей!" - распорядилась мама. "Устрицы были, да неважные, с душком, - сказала нянька, явив неожиданную осведомленность в изысках бывшего Елисеевского магазина. - А трюфлей я с энтих беспорядков в глаза не видала". "Беспорядками" нянька называла, очевидно, Великую Октябрьскую революцию, которую делал хозяин дома. "Закуски хватит", - подсуетилась Татьяна Алексеевна. "Тогда водки и пива", - решила мама.

А на другой день нянька говорила на кухне случившейся в доме тете Дусе, утирая мелкие слезки: "Настоящая барыня, белая кость. Пошли ей Бог здоровья".

Тут был какой-то реванш, который мы, нищие, взяли у богачей, но моим целям мамина победа едва ли послужит. Самое большое, я, барчук, мог бы в усадебных традициях овладеть нянькой, но не Татьяной Алексеевной - при всем ее потрясении. И все-таки я впервые увидел, что она растерялась. Трещинка на монолите...

Была у Татьяны Алексеевны одна "отдельная" пара гостей, которую она не замешивала ни в родню, ни в иное застольное многолюдье: старая подруга по дому Нирензее Нина Петровна и ее недавней выпечки муж Матвей Матвеевич.