Морской орел   ::   Олдридж Джеймс

Стоун и Берк все ещене могли отдышаться после недавнего бега. Они переговаривались на австралийском диалекте, которого Нис не понимал. Он шел посредине между ними и чувствовал исходившую от них душевную теплоту. И ответственность, которую он делил с ними, чувствовал тоже. И удовлетворение, и гордость, и покой — всю сложность сходных и различных чувств, волновавших всех троих. Великан Стоун и циник Берк, расстреливавший метаксистов из большого солотерна. И сам он, Нис. Это странное существо, жилистый маленький человечек, который был он сам и который так остро чувствовал серый гнет, лежавший на лагере. Эти мокрые стены. Голый двор. Пустота. Холод. Однообразие. Каменные бараки. Грязные, оскотиневшие солдаты, стерегущие их. Это он, он сам был заперт здесь. Его давил этот безжизненный холод, это уныние под дождем. И ему вдруг захотелось выбраться отсюда как можно скорее, как будто может еще случиться что-то страшное, и ему придется на три года, как в Лариссе, остаться здесь. Трудно было отделаться от этого чувства. Но ему противостояла близость Стоуна и Берка. И непреклонная решимость Хаджи Михали. Это служило ему защитой. Их сила. И душевная теплота литтосийцев. Особенно Сарандаки. Сарандаки.

Когда великан Стоун протянул ему руку, чтобы помочь влезть на стену, в этом было то же самое. Стоун, Сарандаки. Стоун, Сарандаки. Джин не выходил у пего из головы, когда он, скользя, спускался по склону ущелья и потом дальше, к берегу, где пять лодок лежали рядом на песке.