JК
Неизвестные солдаты, кн.1, 2 :: Успенский Владимир Дмитриевич
Страница: 212 из 1090Выпятив живот, уперев в бока могучие руки, шел, притопывая, по кругу, бил чечетку, оглушительно рвал слова:
Эх, топор, рукавица,
Жена мужа не боится,
Рукавица и топор —
Жена мужа об забор!
– Обирючел ты совсем, Егор, в лесу сидючи, – щурила глаза Марфа Ивановна. – И песни-то у тебя разбойные.
– А я и сам Соловей-разбойник, Муромца на меня нету!
– Так свистни!
– Р-разойдись, оглушу!
Эх, топор, рукавица…
Игорь вышел в сени взять из кармана пальто спички, но там сидели на сундуке дядя Иван и потерявшая свою строгость завуч. Они смутились. Игорь поспешил уйти. В комнате танцевали под патефон. Длинный носатый землемер, выставив локти, осторожно водил Соню. Григорий Дмитриевич тяжело и неуклюже топтался возле Антонины Николаевны. Мама улыбнулась Игорю, кивнула из-за плеча отца.
Возле накрытого к чаю стола сильно захмелевший Брагин обнимался с Магомаевым, басил:
– Друг, мы с тобой Маннергейма били?
– В клочья! – кричал Магомаев, страшно сверкая глазами.
– Мы этих… разобьем… Этих японцев, – покачивался Брагин. – Ты, друг, волков ко мне приезжай бить!
– Разобьем! – обещал Магомаев. – Завтра приеду, всех разобьем!
Игорь послушал, побрел на кухню. Им опять овладело тоскливое чувство одиночества. Захотелось выйти на улицу, в тишину, на чистый морозный воздух. Закрыл на минуту глаза: смутно всплыло перед ним лицо Ольги, косы, переброшенные через плечи. Он затряс головой, чуть не застонал от боли, стиснувшей сердце. Схватил графин, опрокинул его над стаканом и, не глядя сколько, выпил до дна водку, даже не почувствовав ее крепости. Взял огурец.
Эх, топор, рукавица,
Жена мужа не боится,
Рукавица и топор —
Жена мужа об забор!
– Обирючел ты совсем, Егор, в лесу сидючи, – щурила глаза Марфа Ивановна. – И песни-то у тебя разбойные.
– А я и сам Соловей-разбойник, Муромца на меня нету!
– Так свистни!
– Р-разойдись, оглушу!
Эх, топор, рукавица…
Игорь вышел в сени взять из кармана пальто спички, но там сидели на сундуке дядя Иван и потерявшая свою строгость завуч. Они смутились. Игорь поспешил уйти. В комнате танцевали под патефон. Длинный носатый землемер, выставив локти, осторожно водил Соню. Григорий Дмитриевич тяжело и неуклюже топтался возле Антонины Николаевны. Мама улыбнулась Игорю, кивнула из-за плеча отца.
Возле накрытого к чаю стола сильно захмелевший Брагин обнимался с Магомаевым, басил:
– Друг, мы с тобой Маннергейма били?
– В клочья! – кричал Магомаев, страшно сверкая глазами.
– Мы этих… разобьем… Этих японцев, – покачивался Брагин. – Ты, друг, волков ко мне приезжай бить!
– Разобьем! – обещал Магомаев. – Завтра приеду, всех разобьем!
Игорь послушал, побрел на кухню. Им опять овладело тоскливое чувство одиночества. Захотелось выйти на улицу, в тишину, на чистый морозный воздух. Закрыл на минуту глаза: смутно всплыло перед ним лицо Ольги, косы, переброшенные через плечи. Он затряс головой, чуть не застонал от боли, стиснувшей сердце. Схватил графин, опрокинул его над стаканом и, не глядя сколько, выпил до дна водку, даже не почувствовав ее крепости. Взял огурец.