Никогда никого не забуду. Повесть об Иване Горбачевском   ::   Рассадин Станислав Борисович

И над фигурою — волнотечная линия.

Горбачевский поднял вопрошающий взгляд, и Борисов встретил его своей пленительной и сторожкой улыбкой:

— Это, видишь ли, условный знак. Он означает «город». Точно так же, как якори…

— Какие якори?

— Они тебе встретятся далее. Словом, эти якори суть не что иное, как морские порты.

— Отчего ж было не написать просто?

Гость улыбнулся, словно бы извиняясь.

…Что это было, как не ребяческая игра в тайну, — будто общество убережет себя от разоблачения, стоит лишь его создателям наставить в своих рукописях якорей и иных подобных значков, и будто нарисованный штык менее грозен и красноречив, чем шесть букв, составляющих слово «оружие».

Мишель Бестужев рассказывал, что старший брат его Александр, сидя еще не в Петропавловской, а на главной гауптвахте у Никольских ворот, выцарапывал на донце оловянной тарелки свое имя и какие-то еще письмена и швырял ее, как потерпевший кораблекрушение швыряет бутылку с письмом в океанские волны, в невскую воду сквозь решетчатое окошко. Расточал казенную утварь, дабы кто-нибудь (кто?) узнал о его печальной судьбе и поведал о ней кому (кому?) следует. Но тут дело понятное.