О Чехове   ::   Бунин Иван Алексеевич

А ведь идут еще дальше: его, воплощенную сдержанность, твердость и ясность, сравнивают иногда с Коммиссаржевской!

***

Может быть, в силу этой ненависти к "высоким" словам, к так называемым поэтическим красотам, к {209} неосторожному обращению со словом, свойственному многим стихотворцам, а теперешним в особенности, так редко удовлетворялся он стихами. Как восторженно говорил о лермонтовском "Парусе"!

- Это стоит всего Брюсова и Урениуса со всеми их потрохами, - сказал он однажды.

- Какого Урениуса? - спросил я.

- А разве нет такого поэта?

- Нет.

- Ну, Упрудиуса, - сказал он серьезно, - Вот им бы в Одессе жить. Там думают, что самое поэтическое место в мире - Николаевский бульвар: и море, и кафе, и музыка, и все удобства, - каждую минуту сапоги можно почистить.

***

Вспоминаю с великим удовольствием еще то, что он терпеть не мог таких слов, как "красиво", "сочно", "красочно".

- Хорошо у Полонского сказано, - говорил я: - "красиво - уж не красота".

- Чудесно! - соглашался он. - А "красочно" - ведь они же не знают, что у художников это бранное слово!

И порою, смеясь, утверждал, что одно из лучших стихотворений начала двадцатого века написано на стене его ялтинского дома Гиляровским:

Край, друзья, у вас премилый,

Наслаждайся и гуляй:

Шарик, Тузик косорылый

И какой-то Бакакай.

Представители того "нового" искусства, которое так хорошо назвал "пересоленной карикатурой на {210} глупость" Толстой, смешны и противны были ему.