Страница:
29 из 110
Широкий и туго набитый лосевый пояс, не имея на чем держаться, сползал на самые бедра, а к поясу был привязан крыжацкий меч, такой длинный, что мужу тому громадному почти до подмышек достигал.
Но испугайся кто меча, тот бы сразу успокоился, взглянув на лицо его владельца. Оно, будучи, как и весь облик этого человека, тощим, украшалось двумя обвисшими бровями и парою таково же обвислых льняного цвета усищ; однако при этом было столь открыто, столь искренно, словно лицо ребенка. Помянутая обвислость усов и бровей сообщала литвину вид одновременно озабоченный, печальный и потешный. Он казался человеком, которым все помыкают, но Скшетускому понравился с первого взгляда за эту самую открытость лица и ладную воинскую экипировку.
— Пане наместник, — сказал тощий шляхтич, — значит, ваша милость от господина князя Вишневецкого?
— Точно.
Литвин благоговейно сложил руки и возвел очи горе.
— Ах, что за воитель это великий! Что за рыцарь! Что за вождь!
— Дай боже Речи Посполитой таких побольше.
— Истинно, истинно! А не можно ли под его знамена?
Тут в разговор ввязался Заглоба:
— И заимеет князь два вертела для кухни: один из этого сударя, другой из его меча; а может, наймет вашу милость заплечных дел мастером или повелит на вашей милости разбойников вешать. Нет! Скорее всего он сукно мундирное станет мерить! Тьфу! Ну как тебе, сударь, не совестно, будучи человеком и католиком, ходить длинным, словно serpens [14] или басурманская пика!
— Слухать гадко, — терпеливо сказал литвин.
— Как же, сударь, величать вас? — спросил Скшетуский.
|< Пред. 27 28 29 30 31 След. >|