Страница:
42 из 186
— Дигби не умеет говорить о таких предметах и чувствует себя крайне неловко. От этого у него начинает болеть голова, язык заплетается.
— Это та, которую покупают, — отвечает Натаниэль. — А тем, как выстроена композиция, я горжусь. Разумеется, я предвижу твои возражения. Как там писал Уинстенли 11 ? «Не давайте говорить своему воображению». Но это слишком уж резко сказано. Именно силой воображения мы рождаем новые миры.
— Натура как она есть — таков был когда-то твой девиз. — Дигби помнит, какими суровыми и строгими были его картины десятьлет назад. А теперь он пишет глянцевую размазню. — Я помню, как ты не знал покоя. Как называл себя художником-скитальцем.
Натаниэль пожимает плечами и стягивает через голову грубый передник. Обличье мастерового уступает место неглаженой рубашке и кожаным бриджам сельского сквайра.
— Это было просто смехотворно… Постоянное движение — враг искусства. Чтобы писать, нужны тишина и покой.
Дигби пропускает мимо ушей этот вежливый укор. Ему в голову приходит иная мысль: что же могло заставить графа Суррейского выставить жену и дочь распутницами в глазах любого незнакомца?
— Он собирается преподнести ее в дар королю?
— Извини, что?
— Этот твой граф Суррейский. Чтобы заслужить королевскую благосклонность.
Натаниэль хмурится, хватает лампу и отворачивается от полотна. Краски на холсте тут же меркнут.
— Я не настолько нахален, чтобы спрашивать, зачем ему эта картина.
|< Пред. 40 41 42 43 44 След. >|