Последний бой   ::   Федоров Павел Ильич

Зарываясь в землю, гришинцы умели отлично маскироваться и подпускали фрицевских пластунов на верный выстрел.

С каждым днем противник все плотнее сжимал кольцо окружения, намереваясь прижать нас к болоту и ликвидировать.

Вести длительно огонь такой плотности, как в первые дни, гришинцы уже не могли, патроны были на исходе.

Завернувшись в одеяло, я пробовал уснуть — щель все время дрожала от близких разрывов. Теперь она вытянулась еще длиннее и была связана с командным пунктом роты. Приходил политрук; присаживаясь на корточки, справлялся о нашем самочувствии, говорил:

— Все подходят свежие части. Нажимает крепко.

— Как с боеприпасами? — спрашивает Шкутков.

— Можно об этом, Миша, не спрашивать...

— Душа болит, потому и спросил...

— Ничего. Кое-что сберегли на крайний случай. Небось голодно?

— Вот об этом не нужно пытать... спасибо.

— Спасибо оставим до Москвы... Скоро ужин принесут. Но в тот день шел такой бой, что всем было не до ужина.

Положение стало критическим, пищу готовить негде — все бомбилось, простреливалось. Бойцы ели сырое мясо. Я тоже попробовал — пожевал кусочек говядины без соли и выплюнул. Странное меня охватило чувство — я совсем не испытывал страха. Не было того противного жжения в груди, как тогда в леске, возле Варшавки. Прислушиваясь, как полыхает близкий бой, верил в Гришина, в Ивана Матяша, в могучую силу всех батальонов и был уверен, что переживу и этот тяжкий час, запомню все, вплоть до мелочей.