JК
Повесть о Воронихине :: Коничев Константин Иванович
Страница: 222 из 301Что ж, если не пришлось стать русским Мирабо, то не потеряны шансы быть министром при императоре, благо шансы увеличиваются частыми встречами и доверительными беседами и возникшей дружбой с великим князем.
Но случилось так, что воцарился Павел. С первых же дней царствования Павел чувствовал себя одержимым манией величия, помноженной на манию преследования.
И недаром в те годы даже его прямой наследник Александр писал во Францию одному из павловских изгнанников, своему бывшему наставнику Лагарпу:
«Мне думается, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то, вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустив ее сделать в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль. Я поделился ею с людьми просвещенными, с своей стороны много думавшими об этом…»
В числе четырех лиц, «много думавших об этом», Александр назвал и Павла Строганова. И когда после убийства Павла Первого стал императором Александр, Павел Строганов с первых же дней его царствования оказался одним из приближенных царя, когда-то рассуждавшею о даровании «свободы» сверху, дабы она не пришла, наподобие французской революции, снизу.
Но случилось так, что воцарился Павел. С первых же дней царствования Павел чувствовал себя одержимым манией величия, помноженной на манию преследования.
И недаром в те годы даже его прямой наследник Александр писал во Францию одному из павловских изгнанников, своему бывшему наставнику Лагарпу:
«Мне думается, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то, вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустив ее сделать в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль. Я поделился ею с людьми просвещенными, с своей стороны много думавшими об этом…»
В числе четырех лиц, «много думавших об этом», Александр назвал и Павла Строганова. И когда после убийства Павла Первого стал императором Александр, Павел Строганов с первых же дней его царствования оказался одним из приближенных царя, когда-то рассуждавшею о даровании «свободы» сверху, дабы она не пришла, наподобие французской революции, снизу.