Страница:
34 из 98
У Аички звенело в ушах и дрожали призовые коленки.
— Сиринга… Надо посмотреть в справочнике.
Все по совету Горького так боятся оскорбить людей жалостью и так упорно с ней борются, что все и забыли, как она выглядит.
Нет слов, жалость, как и всё другое, может быть оскорбительна. Но этот вид оскорбления мы кое-как перенесём — будьте добры, оскорбляйте нас жалостью.
Жалость от слова «жалеть», а «жалеть» и «любить» в деревнях синонимы. Город об этом забыл и ещё не очень вспомнил. А Москва вообще слезам не верит.
— Копилка сломалась, — сказал Павлик-из-Самарканда.
Когда Громобоев не признался, что его портрет висит в музее, Павлик-из-Самарканда не поверил и сказал:
— Доктор, это не по правилам.
— Человек для других хочет правил, а для себя исключений, — возразил Громобоев задумчиво.
— Пойдём посидим у Гундосого, — сказал Павлик-из-Самарканда.
— Пойдём, — согласился Громобоев. — Но в другой раз.
Теперь сидели у Гундосого и не пили. Громобоев не пил, и остальные не стали, хотя из окна тянуло ветром.
— Фортку выдуло, — сказал Гундосый, а если точно, то «фуртку выдулу…».
У него все «о» были «у»: «абунементы прупали…», «телефун не рабутает в кунтуре…»
Не его оттеснили.
У Павлика-из-Самарканда голова седая, как и у Громобоева. Стало быть, его слушать и гостя.
— Какая копилка? — спросил Громобоев.
— Прежде у нас были все равные, а теперь все главные, — ответил Павлик-из-Самарканда.
|< Пред. 32 33 34 35 36 След. >|