Рожденные бурей   ::   Островский Николай Алексеевич

– Как стоишь? Стать смирно! Я тебя научу, каналья, как разговаривать с офицером! Какого полка? Почему без погон и кокарды? Дезертируешь, мерзавец? – закричал Шмультке, найдя, наконец, на ком сорвать злобу за трехдневное бессменное дежурство на станции, где его эскадрой вылавливал в поездах дезертиров австро-венгерской армии.

– Какой я дезертир? Был в плену в России, теперь возвращаюсь на родину. Извольте посмотреть, – приглушая голос, ответил солдат.

Шмультке просматривал документы задержанных. На затасканном, грязном свидетельстве, выданном военнопленному Мечиславу Пшигодскому, стоял штамп киевской комендатуры с краткой пометкой: «Проверен. Инвалид. Разрешен проезд к месту жительства». Второе свидетельство было на имя Сигизмунда Раевского, монтера варшавского водопровода, которому также разрешался проезд к месту жительства его семьи.

– Что ты в России делал после семнадцатого года?

– Копал картошку, господин обер-лейтенант.

В ответе солдата Шмультке уловил скрытую издевку.

– Ничего, ты у меня посидишь, пока мы разберемся во всем этом… А у вас почему нет визы? – обратился Шмулътке к высокому, невольно называя его на «вы».

– Я не говорю по-немецки, – ответил тот на польском языке.

– Он поляк и не понимает вас, – перевел солдат, – мы с ним ехали вместе. Он тоже ходил в комендатуру за визой, но там некому было ее поставить. Мы с ним земляки, здешние.

Объяснения не помогли. Все эти дни Шмультке был в таком раздражении, что с трудом удерживал себя от резких выходок.