Рожденные бурей   ::   Островский Николай Алексеевич

Раевский постелил свою поддевку на нары, снял шапку и прилег, повернувшись лицом к солдату. Тот смотрел на серебристую от седины шевелюру соседа.

– Сколько вам лет, пане Раевский?

– Сорок пять. А что?

– Да вот, гляжу, седой весь. Отчего бы это?

Суровые мохнатые брови Раевского шевельнулись:

– Бывает, что седеют и в двадцать.

Несколько минут оба молчали.

– Скрытный вы человек, пане Раевский, – сказал, наконец, Пшигодский. – Я уже давно к вам приглядываюсь. Вот немцу сказали, что не понимаете, а ведь неправда это!

Раевский внимательно посмотрел на него. Пшигодский успокаивающе улыбнулся:

– Можете не беспокоиться, пане Раевский! Я хоть и из легавой породы, но души еще черту не продавал. У меня тоже есть над чем подумать. Если бы эта колбаса немецкая знала, какую я «картошку копал» весь этот год, то он бы со мной иначе разговаривал. Если интересуетесь, могу рассказать кое-что из своей жизни. Все равно делать-то нам нечего. Так скорее время пройдет…

Раевский наблюдал за беспокойными движениями солдата.

– Знаете, что я вам скажу, Пшигодский? – не сразу ответил он. – Не всегда следует рассказывать все, что хочется рассказать. Вы мне кажетесь порядочным человеком. Но теперь не такое время, чтобы говорить лишнее там, где без этого можно обойтись. Вот, например, не наступи вы немцу на мозоль, мы с вами были бы теперь уже дома…

Солдат подсел к нему на нары.

– Что правда, то правда! Но, знаете, бывает такой час, когда душе скучно.