Симеон Гордый   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Стефан, который всю зиму исповедовал и причащал умирающих, обмывал трупы, отпевал и хоронил, чудом оставаясь в живых, так что, завидя высокую черную фигуру, московляне бросались перед ним на колени, словно перед спасителем, в этот вечер вознамерил поговорить с Алексием, ибо из Радонежа дошли до него слухи, что вся семья брага Петра умерла и дети остались одни.

Алексий выслушал богоявленского игумена молча. Кивнул, о чем-то думая или соображая свое.

— Брат Игнатий заменит меня в управлении монастырем! — присовокупил Стефан.

— Не заменит! — кратко отверг Алексий, слушая и не слыша наступившую в келье тишину.

— Повести мне, сколько осталось в живых монахов? — спросил он после долгого молчания. Стефан ответил. Алексий коротко вскинул глаза. Укорил:

— Вот видишь?

Еще помолчал и заговорил спокойно и твердо, глядя в огонь:

— Инок отвержен мира, и мир чужд для него! Уходя в монастырь, мы умираем для мирской жизни и близких своих. Мнишь ли ты, что Господь, в силе и славе своей, не озаботит себя участью младеня? Не пошлет добрую душу, поставив ее на путях сироты? Ты уже впал единожды в обольщение мирского соблазна и видишь сам теперь, к чему это привело! Князь Семен должен был умереть бездетным, и сумел ли ты помешать веленью судьбы?

— Должен был… умереть? — с запинкою повторил Стефан.

— Да! — жестко отмолвил Алексий. — Он знал это сам, хотя до последнего часа и боролся с судьбой!

— Господь карает лучших? — угрюмо вопросил Стефан.

— Мы не ведаем, Стефане, на каких весах и кто весит наши судьбы. Смертному не дано сего знания.