Симеон Гордый   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

— Дядя… Батя! — поправился мальчик, покраснев. — А я в монахи хочу! Как дядя Сережа! Как отец Сергий! — поправился он, снова зарозовев. — Отведи меня к нему! Тетя Шура бает, некогда ей и далеко… А землю, и коровок, и коней пусть забирают Тормосовы!

Нюшин сын, кажется, все уже обдумал задолго до прихода отца. Стефан сидел, опустив голову. Покаянно молчал, поминая слова Алексия и свое давешнее неверие в господнюю благость.

— Ты очень хочешь в монахи? — спросил он, подымая голову и строго вперяя взгляд в васильковые очи сына.

— Ага! — кивнул тот. — Я и молитвы читаю, и мясного не ем, как дядя Сережа, как отец Сергий, — снова поправился он, — и с ребятами не играю, могу и ночью не спать! Очень хочу в монахи! Я сам, когда братика хоронил, и обмывал, и рубашечку ему надевал чистую, и не боялся совсем, вот! Я все буду там делать: и воду носить, и дрова колоть, и на молитве стоять с дядею Сережей! Скажем только тетеньке Шуре и пойдем, да?

Стефан сидел за столом, не глядя на отрока, и, опустив голову, тихо плакал. Горячие слезы капали на тесовый пол. Быть может, только теперь ему и предстоит совершить достодолжное: отвести и передать Нюшиного отрока своему младшему брату, попросив Сергия постричь мальчика в иноческий сан. Быть по сему! Он отер слезы тыльной стороною руки и решительно встал, так и не тронув ни хлеба, ни репы. Быть может, покойная Нюша, воскреснув в этом отроке, сама пожелала заново переиначить свою прежнюю жизнь!

— Пойдем! — вымолвил он.