Смерть Петра   ::   Семенов Юлиан Семенович

Никитин зачарованно наблюдал, как Суворов разворачивал зеркало; поцеловал государеву руку; потом словно бы забыл о нем; зеркало перенес к креслу, начал его так и сяк вертеть, подвинул поближе портрет дочки светлейшего и – словно ударили его под дых – аж выдохнул:

– Гляди, Петр Алексеевич, гляди-ка! У ей левый глаз в стороне и словно бы плачет!

– А я в прошлый раз и без Шпигеля заметил, – удивился Петр.

– Чего ж мне не сказал?

– Я полагал: такова мысль твоя – передать разность чувств, сиюмоментно пребывающую в человеке.

– Как ты сказал? «Разность чувств в человеке, сиюмоментно пребывающую»?

– Ну…

– Зачем же ты согласился своему Танауэру да парижанину Караваку позировать?! Разве могут они тебя понять? Ты ж в каждый момент разный; у тебя речь рваная, а за словом – фраза сокрыта! Они ж глазыньки твои малюют для шику и на удивленье зрителям, – чудо что за глаза, красота! – а они у тебя круглые, птичьи; они ж дают подмастерьям латы рисовать или Александровскую ленту помуаристей, чтоб взгляд привлекало, им до твоей тоски дела нет!

– А ты зачем на них прешь, Иван? Мою тоску тот до конца поймет, кто наш с тобой язык от отца с матерью взял, всякому тонкость в полслове чует… Разве они повинны, что не русскими родились? Разве плохо они мне служат?

– Служат – хорошо! Поклон им за то, что науку нам передали, только не давай ты более им себя писать! Не понимают они тебя! Я Людовика видел, – он рябой, с носа каплет, а ведь они его на картинах Аполлоном изображают, юношей беспорочным!

Остр усмехнулся:

– Думаешь, мне не нравится, когда меня таким малюют? Еще как нравится!

– Садись, вмиг напишу! – предложил Никитин.