Свои и чужие   ::   Чигринов Иван

— Кажется, вышла нелепость, — тихо, с явным омерзением, от которого передёрнулось его побелевшее лицо, сказал он. — Женщину убили. Немку.

— Бургомистрову жену?

— Да.

— Топором? — Да.

— Этот? — Шандов показал на Патолю.

— Да.

— А стреляли зачем? — через некоторое время снова спросил Шандов.

— Стреляли потом, когда бургомистр выскочил через окно, — растолковал Береснев.

— Да, да, — ухватился за Севастьяновы слова Патоля, — это он по нам первый выстрелил!

— Помолчи ты, — не дал ему разойтись Шандов. — Рассказывай все! — приказал он Севастьяну. — Все как было!

Береснев быстро взглянул на Поцюпу, который стоял, казалось, безучастный ко всему, что происходило во дворе старой винокурни, потом перевёл взгляд на Чубаря, будто от обоих по очереди ждал сочувствия или хоть поддержки.

Чубарь в ответ насупленно кивнул: «Говори, говори!»

Поцюпа не пошевельнулся и не промолвил ни слова.

Севастьяну Бересневу до тоски не хотелось рассказывать про убийство, которое только что произошло в Мошевой, но приходилось — слишком грозно подступил к нему с окровавленным топором хромой Шандов.

«А этот и вправду набитый дурак, — подумал Севастьян о своём попутчике Патоле, — не мог забросить куда-нибудь по пути заляпанный топор». И вслух сказал:

— Ну, прошлись мы, как обычно бывает у нас, по деревне, даже дальше немного прошагали, до просёлка. Немцев и вправду, как вы говорили, нету.