Сын Америки   ::   Райт Ричард

Может быть, глупо думать обо всем этом? Может быть, только страх и слабость породили в нем эти желания теперь, накануне смерти? Неужели то, что проникло так глубоко, так захватило его всего, вдруг окажется ложным? Можно ли довериться голому, инстинктивному чувству? Но он должен довериться ему: ведь мог же он всю свою жизнь инстинктивно ненавидеть? Почему же ему не принять это? Что ж, он убил Мэри и Бесси, принес горе матери, брату, сестре, навлек на себя страшную тень электрического стула, только чтобы узнать это? Значит, все время он был слеп? Но теперь уже нельзя было ответить на этот вопрос. Было слишком поздно…

Смерть не страшила бы его, если б можно было прежде узнать, что все это значит, что такое он сам среди других людей и что такое земля, на которой он живет. Может быть, здесь идет какая-то борьба, в которой принимают участие все, и только он проглядел ее? А если он ее проглядел, не белые ли виноваты в том? Но тогда, значит, все равно они заслуживают ненависти. Может быть. Но он теперь не думал о ненависти к белым. Он скоро должен был умереть. Важнее было узнать, что означает это новое волнение, новая радость, новый жар в крови.

Он вдруг почувствовал, что хочет жить, – не кары за свое преступление избежать, но жить для того, чтобы узнать, чтобы проверить, чтобы глубоко почувствовать это все; и уж если умереть, то умереть с этим чувством. Он понимал, что все пропало, если он не успеет почувствовать это всем своим существом, узнать наверняка. Но теперь уже ничего не поделаешь. Слишком поздно…

Он поднес руки к лицу, дотронулся до дрожащих губ. Нет… Нет… Он бросился к двери, горячими руками ухватил холодные стальные прутья, сжал их крепко, изо всех сил. Его лицо приникло к решетке, и он почувствовал, что по щекам текут слезы. На мокрых губах ощущался соленый вкус.