Тьма в конце туннеля   ::   Нагибин Юрий

Принимала его мама чаще в комнате цветочницы Кати, моей бывшей няньки, возможно, ей не хотелось, чтобы пили на моих глазах. А каждый приход Сбруева сопровождался выдающейся пьянкой. Выпив. он пел, вернее, орал на всю квартиру:

Сидит Сталин на лугу,

Гложет коневу ногу.

Ах, какая гадина

Советская говядина.

И еще одну, которая нравилась мне еще больше:

По торгсинам, по торгсинам

Масло, сыр и колбаса,

А в советских магазинах

Сталин выпучил глаза.

Вот какие были либеральные времена! Почти каждое появление Сбруева означало перемену в отцовой судьбе - стараниями рыжего весельчака он неуклонно продвигался с диких берегов Лены в сторону цивилизации: Иркутск, Новосибирск, Саратов, и наконец, через четыре года Сбруев вернул его в Москву. Не надолго, и года не минуло, как началась паспортизация, отцу отказали в московской прописке, и он вынужден был уехать па Бакшеевские торфоразработки, питавшие Шатурскую электростанцию. В тридцать седьмом его снопа арестовали: порьма, лагерь, другой лагерь, затем ссылка до конца дней. Все же он оказался счастливее своего бывшего избавителя - в тридцать седьмом году Сбруева расстреляли. Но не за частушки о Сталине, ему придумали участие в каком-то заговоре.

Но Сбруев, редко посещавший нас, и Настя, что ни день наполнявшая квартиру своим поставленным, зычным голосом и раскатистым смехом, не делали погоды - у нас был еврейский дом. Ничего не попишешь, Курица был прав, осадив развоевавшегося жида.