JК
Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага :: Амаду Жоржи
Страница: 424 из 649В тот пустой и печальный день отношения между любовниками, оставаясь для постороннего глаза и даже для близких прежними, стали несколько иными: Тереза Батиста перестала быть для доктора Эмилиано игрушкой, дорогим развлечением, источником удовольствия, времяпрепровождением для старого богача, любящего книги и вина, изысканного сеньора, желающего сделать простую девушку из сертана совершенной сеньорой, с изящными манерами, тонким вкусом и элегантностью. К тому же он стремился и в постели: взрыв и половодье чувств Терезы он оправлял в продолжительные ласки, чтобы получить особое удовольствие от каждого момента в отдельности, в открытии и завоевании бесконечных ступеней сладострастия, делая из Терезы, таким образом, превосходную женщину и сеньору. Захватывающее времяпрепровождение, но ведь времяпрепровождение и каприз!
До печального для Терезы дня она считала себя в долгу перед доктором, переполнявшее её чувство благодарности было предпочтительным из всех прочих, которые она к нему питала. Ведь это он приказал выпустить её из тюрьмы, придя потом за ней в дом терпимости, он сделал её своей любовницей, стал обращаться с ней, словно она что-то из себя представляла, была личностью, и всё это с добротой и интересом. Дал ей человеческое тепло, нежность, время и внимание, поднял её, оторвал от позора, от безразличия к своей судьбе, научил её любить жизнь. И вот она сделала из него святого, Бога, того, кто выше всех остальных, преклонив перед ним колени. Нет, она не была ему равной, ни она и никто другой, и только в постели, в момент полуобморочного состояния, она видела в нём мужчину во плоти, но и тогда, давая и получая, он был превыше всех. Ни в проявлении обычных человеческих чувств, ни в любви ему не было равных, и не с кем было его сравнивать.
До печального для Терезы дня она считала себя в долгу перед доктором, переполнявшее её чувство благодарности было предпочтительным из всех прочих, которые она к нему питала. Ведь это он приказал выпустить её из тюрьмы, придя потом за ней в дом терпимости, он сделал её своей любовницей, стал обращаться с ней, словно она что-то из себя представляла, была личностью, и всё это с добротой и интересом. Дал ей человеческое тепло, нежность, время и внимание, поднял её, оторвал от позора, от безразличия к своей судьбе, научил её любить жизнь. И вот она сделала из него святого, Бога, того, кто выше всех остальных, преклонив перед ним колени. Нет, она не была ему равной, ни она и никто другой, и только в постели, в момент полуобморочного состояния, она видела в нём мужчину во плоти, но и тогда, давая и получая, он был превыше всех. Ни в проявлении обычных человеческих чувств, ни в любви ему не было равных, и не с кем было его сравнивать.