JК
Трое :: Можаев Борис Андреевич
Страница: 46 из 49Он жалобно и как-то беспомощно посмотрел на Нину и горько произнес:
– Анна стала замечать, что у Каренина длинные уши…
Затем уронил голову на стол и зарыдал.
– Крепкий напитка, – радостно улыбался Сактыма. – Смотри, чего делает. Хорошо!
Мне неловко было оставаться здесь, я вышел из-под навеса.
Через минуту Сактыма и Нина поволокли Полушкина к омшанику.
– Тебе ходи спать в цзали! – крикнул мне Сактыма.
Но мне было совсем не до сна. На мои крайне возбужденные бессонными ночами и последним напряженным днем нервы даже выпитое не подействовало. Сознание работало четко и лихорадочно, шумно колотилось сердце и сильно било в виски. Я раза два прошел мимо омшаника, прислушиваясь к приглушенному разговору и не решаясь войти туда. Наконец прошмыгнула из дверей тень Сактымы, и долго еще он покачивался от улья к улью на освещенной луной поляне. И вот вышла Нина. Увидев меня, она коротко и глухо сказала:
– Спит, – потом вздохнула. – Он прав: какие мы эгоисты! Как все скверно получилось.
А еще через минуту, прижимаясь ко мне горячим и сильным телом, она шептала:
– Все равно кончать надо… Боже мой, как я вас люблю!
Она стояла передо мной, запрокинув голову, и лицо ее, освещенное луной, было по-русалочьи зеленовато-бледным.
– Ты ему призналась?
– Он все и сам понял, потому и поехал… Хотел поговорить с вами как мужчина с мужчиной.
– И поговорил…
– Теперь мне уже все равно. Я с тобой…
– Навсегда?
– Навсегда!
Крепко обнявшись, мы ушли на берег заливчика.
– Анна стала замечать, что у Каренина длинные уши…
Затем уронил голову на стол и зарыдал.
– Крепкий напитка, – радостно улыбался Сактыма. – Смотри, чего делает. Хорошо!
Мне неловко было оставаться здесь, я вышел из-под навеса.
Через минуту Сактыма и Нина поволокли Полушкина к омшанику.
– Тебе ходи спать в цзали! – крикнул мне Сактыма.
Но мне было совсем не до сна. На мои крайне возбужденные бессонными ночами и последним напряженным днем нервы даже выпитое не подействовало. Сознание работало четко и лихорадочно, шумно колотилось сердце и сильно било в виски. Я раза два прошел мимо омшаника, прислушиваясь к приглушенному разговору и не решаясь войти туда. Наконец прошмыгнула из дверей тень Сактымы, и долго еще он покачивался от улья к улью на освещенной луной поляне. И вот вышла Нина. Увидев меня, она коротко и глухо сказала:
– Спит, – потом вздохнула. – Он прав: какие мы эгоисты! Как все скверно получилось.
А еще через минуту, прижимаясь ко мне горячим и сильным телом, она шептала:
– Все равно кончать надо… Боже мой, как я вас люблю!
Она стояла передо мной, запрокинув голову, и лицо ее, освещенное луной, было по-русалочьи зеленовато-бледным.
– Ты ему призналась?
– Он все и сам понял, потому и поехал… Хотел поговорить с вами как мужчина с мужчиной.
– И поговорил…
– Теперь мне уже все равно. Я с тобой…
– Навсегда?
– Навсегда!
Крепко обнявшись, мы ушли на берег заливчика.