JК
Трое :: Можаев Борис Андреевич
Страница: 49 из 49Жена-то волосы на себе рвала. Самолет вызвали… И вот улетели.
– Да как же так улетела? Мы же с ней договорились, – растерянно бормотал я.
– Видать, не договорились. Не удержал, чего уж тут! – сердито оборвал меня Ольгин. – Да и она, видать, опамятовалась. А ведь страдала по тебе, сам замечал. Ан не ушла от больного-то, к нему потянуло. Материнское, должно быть, в ней заговорило… А все же таки это непорядок! – хлопнул он себя по коленке… – Такая душевная баба, настоящая – кровь с молоком! И живет, прости господи, с каким-то скрипучим трескуном. Он и на людей-то не смотрит, все глаза в сторону воротит. У-уче-ный!..
– Побегу к Тыхею, – сказал я, не слушая Ольгина. – Может, она хоть что-нибудь оставила для меня.
– Беги, беги…
Я опрометью бросился к избе Кялундзиги. Тыхей встретил меня возле того сруба, на чердаке которого они располагались. Только теперь лестница валялась у ограды, а чердак слепо смотрел черным открытым проемом, из которого торчал взъерошенный клок сена.
Тыхей подал запечатанный конверт:
– Просили передать…
Я нетерпеливо, с сильно бьющимся сердцем порвал конверт, и прочел короткую записку:
«В его болезни виновата я… Это было безумие!
Нельзя добиваться счастья ценой жизни человека.
Мне так тяжело… Надеюсь, что вы поймете меня и простите это бегство. Пожалуйста, не ищите нас и забудьте меня.
Прощайте!..
Н.»
В тот же вечер я нанял батчика и уехал из Усинги..
1956
– Да как же так улетела? Мы же с ней договорились, – растерянно бормотал я.
– Видать, не договорились. Не удержал, чего уж тут! – сердито оборвал меня Ольгин. – Да и она, видать, опамятовалась. А ведь страдала по тебе, сам замечал. Ан не ушла от больного-то, к нему потянуло. Материнское, должно быть, в ней заговорило… А все же таки это непорядок! – хлопнул он себя по коленке… – Такая душевная баба, настоящая – кровь с молоком! И живет, прости господи, с каким-то скрипучим трескуном. Он и на людей-то не смотрит, все глаза в сторону воротит. У-уче-ный!..
– Побегу к Тыхею, – сказал я, не слушая Ольгина. – Может, она хоть что-нибудь оставила для меня.
– Беги, беги…
Я опрометью бросился к избе Кялундзиги. Тыхей встретил меня возле того сруба, на чердаке которого они располагались. Только теперь лестница валялась у ограды, а чердак слепо смотрел черным открытым проемом, из которого торчал взъерошенный клок сена.
Тыхей подал запечатанный конверт:
– Просили передать…
Я нетерпеливо, с сильно бьющимся сердцем порвал конверт, и прочел короткую записку:
«В его болезни виновата я… Это было безумие!
Нельзя добиваться счастья ценой жизни человека.
Мне так тяжело… Надеюсь, что вы поймете меня и простите это бегство. Пожалуйста, не ищите нас и забудьте меня.
Прощайте!..
Н.»
В тот же вечер я нанял батчика и уехал из Усинги..
1956