В круге первом (том 1)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Детских голосовне приходится слышать ни солдатам, ни арестантам. Надя и Глеб жили вместе один единственный год. Это был год - на бегу с портфелями. И он, и она учились на пятом курсе, писали курсовые работы, сдавали государственные экзамены. Потом сразу пришла война. И вот у кого-то теперь бегают смешные коротконогие малыши. А у них - нет... Один малышок хотел перебегать шоссе. Шофер резко вильнул, чтоб его объехать. Малыш испугался, остановился и приложил рученку в синей варежке к раскраснелому лицу. И Нержин, годами не думавший ни о каких детях, вдруг ясно понял, что Сталин обокрал его и Надю на детей. Даже кончится срок, даже будут они снова вместе [276] тридцать шесть, а то и сорок лет будет жене. И - поздно для ребенка... Оставив слева Останкинский дворец, а справа - озеро с разноцветными ребятишками на коньках, автобус углубился в мелкие улицы и подрагивал на булыжнике. В описании тюрем всегда старались сгущать ужасы. А не ужаснее ли, когда ужаса нет? Когда ужас - в серенькой методичности недель? В том, что забываешь: единственная жизнь, данная тебе на земле - изломана. И готов это простить, уже простил тупорылым. И мысли твои заняты тем, как с тюремного подноса захватить не серединку, а горбушку, как получить в очередную баню нерваное и немаленькое белье. Это все надо пережить. Выдумать этого нельзя. Чтобы написать

Сижу за решеткой, в темнице сырой

или - отворите мне темницу, дайте черноглазую девицу - почти и в тюрьме сидеть не надо, легко все вообразить.