В круге первом (том 1)   ::   Солженицын Александр Исаевич

И человеческое сердце, никогда не желающее примириться с необратимым, стало придумывать небылицы - может быть заслан в глубокую разведку? Может быть, выполняет {спецзадание}? Поколению, воспитанному в подозрительности и секретности, мерещились тайны там, где их не было. Шло знойное южное лето, но солнце с неба не светило молоденькой вдове. А она все так же учила химию, языки и диамат, боясь не понравиться ему, когда он вернется. И прошло четыре месяца после войны. И пора было признать, что Глеба уже нет на земле. И пришел потрепанный треугольник с Красной Пресни: "Единственная моя! [284] Теперь будет еще десять лет!" Близкие не все могли ее понять: она узнала, что муж в тюрьме - и осветилась, повеселела. Какое счастье, что не двадцать пять и не пятнадцать! Только из могилы не приходят, а с каторги возвращаются! В новом положении была даже новая романтическая высота, возвышавшая их прежнюю рядовую студенческую женитьбу. Теперь, когда не было смерти, когда не было и страшной внутренней измены, а только была петля на шее - новые силы прихлынули к Наде. Он был в Москве - значит, надо было ехать в Москву и спасать его! (Представлялось так, что достаточно оказаться рядом, и уже можно будет спасать.) Но - ехать? Потомкам никогда не вообразить, что значило ехать тогда, а особенно - в Москву. Сперва, как и в тридцатые годы, гражданин должен был документально доказать, зачем ему не сидится на месте, по какой служебной надобности он вынужден обременить собою транспорт. После этого ему выписывался пропуск, дававший право неделю таскаться по вокзальным очередям, спать на заплеванном полу или совать пугливую взятку у задних дверец кассы. Надя изобрела - поступать в недостижимую московскую аспирантуру.