В круге первом (том 1)   ::   Солженицын Александр Исаевич

И даже еще какое-то другое равновесие. [363] В эту картину сейчас и уставился автор. Был неотклонимый закон у творчества, Кондрашев хорошо и давно его знал, пытался остояться против него, но снова беспомощно ему подчинялся. Закон этот был - что ничто, сделанное им раньше, не имело веса, не шло в счет, не составляло никакой заслуги автора. Только то единственное, что писалось сегодня, только оно было средоточие всего его жизненного опыта, высшей точкой его способностей и ума, первым пробным камнем его таланта. А оно не удавалось! Каждое из прежних до того, как удаться, тоже не удавалось, но прежнее отчаяние было все забыто, а теперь вот это единственное - первое, на котором он учился писать по-настоящему! - оно не удавалось - и вся жизнь была прожита зря, и таланта не было никогда никакого! Вот эта вода - она была и налита, и холодна, и глубока, и неподвижна но все это было ничто, если она не передавала высшего синтеза природы. Этого синтеза - понимания, успокоения, всесоединения - сам в себе, в своих крайних чувствах Кондрашев никогда не находил, но знал и поклонялся ему в природе. Так вот это высшее успокоение - передавала его вода или нет? Он изнывал и отчаивался понять - передавала или нет? - А вы знаете, Ипполит Михалыч. Я, кажется, начинаю с вами соглашаться: все эти места - Россия. - Не Кавказ? - быстро обернулся Кондрашев-Иванов. Очки его не дрогнули на носу, как прилитые. Этот вопрос, хотя далеко и не первый, тоже был не лишен важности.