В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

- Что ты, Терентьич! - еще раньше кинулся Булатов отвести Хороброва. Громадный неуклюжий Двоетесов в лагерном бушлате перехватил своей левой отведенную правую руку Любимичева и впился в нее. - Мальчик, мальчик! - сказал он с пренебрежительной усмешкой, с той почти ласковой тихостью, которая дается напряжением всего тела. - Что, как партиец с пар[238] тийцем поговорим? Любимичев круто обернулся к Двоетесову, и его открытые ясные глаза почти сошлись с близорукими выкаченными глазами Двоетесова. И Любимичев не отвел второй руки для удара. В этих совиных глазах и в перехвате его руки мужицкою рукой он понял, что один из двоих сейчас не опрокинется, а упадет мертвым. - Мальчик, мальчик, - залаженно повторял Двоетесов. - На второе шницель. Пойди покушай шницель. Любимичев вырвался и, гордо запрокинув голову, пошел к трапу. Его атласные щеки пылали. Он искал, как рассчитаться с Хоробровом. Он сам еще не знал, что обвинение пронзило его. Хоть он с любым готов был спорить, что понимает жизнь, а оказывалось - еще не понимает. И как могли догадаться? Откуда? Булатов проводил его взглядом и взялся за голову: - Мать моя родная! Кому ж теперь верить? Вся эта сцена прошла на мелких движениях, во дворе ее не заметили ни гуляющие зэки, ни два неподвижных надзирателя по краям прогулочной площадки. Только Сиромаха, смежив устало-неподвижные глаза, из очереди все видел сквозь дверь и, припомнив Руську - понял до конца! Он заметался. - Ребята! - обратился он к передним, - у меня схема под током осталась. Вы меня без очереди не пропустите? Я быстро.