В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Еще вчера днем в предвидении скорого этапа, он заготовил себе два листика, густо исписанных карандашом, непонятно для других: то опусканием гласных букв, то с использованием греческих, то перемесью русских, английских, немецких, латинских слов, да еще сокращенных. Чтобы пронести листки через шмон, Нержин каждый из них надорвал, искомкал, измял, как мнут бумагу для ее непрямого назначения, и положил в карман лагерных брюк. При обыске надзиратель видел листки, но, ложно поняв, оставил. Теперь если в Бутырках не брать их в камеру, а оставить в вещах, они могут уцелеть и дальше. На этих листках были тезисно изложены кое-какие факты и мысли из сожженных сегодня. Шмон был закончен, все двадцать зэков загнаны в пустую ожидальню со своими разрешенными к увозу вещами, дверь за ними затворилась и, в ожидании воронка, к двери был приставлен часовой. Еще другой надзиратель был наряжен ходить под окнами, скользя по обледенице, и отгонять провожающих, если они появятся в обеденный перерыв. [388] Так все связи двадцати отъезжающих с двумястами шестьюдесятью одним остающимся были разорваны. Этапируемые еще были здесь, но уже их и не было здесь. Сперва, заняв как попало места на своих вещах и на скамьях, они все молчали. Они додумывали каждый о шмоне: что было отнято у них и что удалось пронести. И о шарашке: что за блага терялись на ней, и какая часть срока была прожита на ней, и какая часть срока осталась.