В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Он испугался этого чувства, он перебарывал его в себе, как болезнь, ждал, что пройдет - но оно не проходило. Главное - он не мог разобраться в этом чувстве - в чем оно? Как будто все было доступно ему, а чего-то не было совсем. В двадцать восемь лет, ничем не больной, Иннокентий ощутил во всей своей и окружающей жизни какую-то тупую безвыходность. И веселые приятели его, с которыми он так прочно был дружен, стали разнравливаться ему, один показался не умным, другой грубым, третий слишком занятым собой. Но не от друзей только, а от белокурой Дотти, как давно на европейский манер он называл Дотнару, - от жены своей, с которой привык ощущать себя слитно, он [68] теперь отделил себя и отличил. Эта женщина, когда-то вонзившаяся в него, никогда его не пресыщавшая, чьи губы не могли ему надоесть даже в самом иссиленном расположении, других таких губ он никогда не знал, не встречал, и потому Дотти была единственная среди всех красивых и умных, - эта женщина вдруг обнаружилась перед ним отсутствием тонкости и невыносимостью суждений. Особенно о литературе, о живописи, о театре замечания ее все теперь оказывались невпопад, драли ухо своей грубостью, непониманием - а произносились при этом так уверенно. Только молчать с ней оставалось по-прежнему хорошо, а говорить - все трудней. Их устоявшаяся шикарная жизнь стала стеснять Иннокентия, но Дотти и слышать не хотела что-нибудь изменять.