JК
Воля и власть :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 600 из 690Иван, не открывая глаз, протянул руку, взял ее едва теплую ладонь в свою, загрубело-костистую, холодную: «Помнишь?» — прошептал. Оба замолкли надолго. «Помню!» — отмолвила Любава, спустя почти час. Оба вспоминали детство, юность, первого Любавина мужа Семена.
— Помнишь, как он… С дружиной… До свадьбы… Анбар рубил… — Любава только слабо кивнула головой и молча заплакала. Резкая рвотная боль, подымавшаяся откуда-то изнутри, и черно-сизые дурно пахнущие бубоны — «железы» — на шее у одного и в паху у другого мешали спокойной благостной смерти. Но оба крепились, как могли. Потом Ивана стала бить крупная дрожь. Холод разливался по телу. Он крепче, когтистее, сжал руку сестры, она ответила ему легким, чуть заметным пожатием.
— Холодно! — прошептал Иван и замолк, и уже много, много после чуть слышно добавил:
— Здравствуй, Маша! Хорошо мы прожили с тобой! И ты, мамо, здравствуй… Любава сжала ему руку, решила — бредит. Нет, Иван чуть поворотил к ней лицо, выговорил спокойно и благостно:
— Пришли за мною!
Сожидают! И ты, Любава, поздоровайся с матушкой!
Она еще плакала, слезы текли по щекам, а Иван уже начинал холодеть.
Любава потянулась вся, усилилась закрыть брату очи, но не смогла. И тихо подошла Мотя, совершила потребное, и еще кто-то подошел, положил прохладную руку на лоб, и словно бы произнес невестимо: «Отмучилась, доченька!» Любава вновь заплакала, уже теперь благодарно, ощутивши руку матери, и умерла.
— Помнишь, как он… С дружиной… До свадьбы… Анбар рубил… — Любава только слабо кивнула головой и молча заплакала. Резкая рвотная боль, подымавшаяся откуда-то изнутри, и черно-сизые дурно пахнущие бубоны — «железы» — на шее у одного и в паху у другого мешали спокойной благостной смерти. Но оба крепились, как могли. Потом Ивана стала бить крупная дрожь. Холод разливался по телу. Он крепче, когтистее, сжал руку сестры, она ответила ему легким, чуть заметным пожатием.
— Холодно! — прошептал Иван и замолк, и уже много, много после чуть слышно добавил:
— Здравствуй, Маша! Хорошо мы прожили с тобой! И ты, мамо, здравствуй… Любава сжала ему руку, решила — бредит. Нет, Иван чуть поворотил к ней лицо, выговорил спокойно и благостно:
— Пришли за мною!
Сожидают! И ты, Любава, поздоровайся с матушкой!
Она еще плакала, слезы текли по щекам, а Иван уже начинал холодеть.
Любава потянулась вся, усилилась закрыть брату очи, но не смогла. И тихо подошла Мотя, совершила потребное, и еще кто-то подошел, положил прохладную руку на лоб, и словно бы произнес невестимо: «Отмучилась, доченька!» Любава вновь заплакала, уже теперь благодарно, ощутивши руку матери, и умерла.