Заговор равнодушных   ::   Ясенский Бруно

Первое, что бросается в глаза, – это полное отсутствие штурмовиков. Он готов удивиться, но вспоминает про 30 июня. Очевидно, после неприятности с Ремом всех их понемножку убрали со сцены. Зато эсэсовцы представлены в совершенно достаточном количестве. Подтянутые, в своей черной форме они кажутся штурмовиками в трауре.

На площади перед вокзалом ветер и снег. «Чем расстегивать жилетку, съев обед, прими таблетку „Бульрихзальц“. „Саар! Саар! Немецкая вотчина! Не будешь отщепенцами опорочена!“… Дверца такси закрывается, как диафрагма.

В гостинице по фурору, который производит его красный советский паспорт, Релих легко заключает, что советские граждане теперь здесь редкие гости. Он направляется к лифту, почтительно провожаемый портье и любопытными взглядами всей гостиничной челяди.

Комната с мраморным камином после пыльного купе ослепляет чистотой, словно вылизанная языком. Пухлые немецкие амуры, поддерживающие часы, осовело смотрят с камина. Хрупкий бой в шапочке паяца втаскивает чемоданы.

– Сударь… – слышит вдруг за спиной Релих.

Он вопросительно поворачивает голову.

– Разрешите смелость: в России… очень холодно? – спрашивает парнишка, пожирая Релиха глазами, горящими любопытством.

Релих чувствует, что парню хочется спросить совсем о другом. Смущение боя забавляет его. Достаточно ответить, что в России холодно, но хорошо , и парень, ухватившись за это слово, как за протянутый палец, засыплет вопросами.