Желябугские выселки   ::   Солженицын Александр Исаевич

Спускаюсь к прибору, о работе узнать.

Все наши - угнетены. Уже другая смена за всеми столами.

И бабы не галдят: покойник в доме.

- На 415ю нет похожей?

Кончиц от планшета: - Нету такой.

За это время, оказывается, наши дважды крупно бомбили немецкий передний край, и особенно - Моховое. А я ничего не слышал.

И порывы были там-сям, бегали чинить.

А Овсянников где?

На правые посты ушёл.

Неутомный.

Что-то и дёргать нас перестали.

Но отупенье - не проходит. Вот так бы не трогали ещё чуть, в себе уравновеситься. И до темноты.

И обедать не стал, совсем есть не хочется.

А от Боева звонили, напоминали: в двадцать ноль-ноль ждёт сорок второго.

Вот ещё... Да тут километр с малым, можно и сходить.

Да уже скоро и седьмой час...

Как-то и стрельба вся вялая стала. Все сморились.

Не продвигаемся.

И самолётов ни наших, ни их.

Сел под дерево, может запишу что в дневник? От вчерашних цыган - не добавил ни строчки.

А мысли не движутся, завязли. И - сил нет карандашом водить.

За эти четыре дня? Не приспособлен человек столько вместить. В какой день что было? Перемешалось.

Вернулся Овсянников, рядышком на траву опустился.

Помолчали.

Об Андреяшине.

Молчим.

- А когда Романюк себе палец подстрелил, это в какой день было?

- Дурак, думал его так легко спишут. Теперь трибунал.

- Колесниченко хитрей, ещё до наступления загодя сбежал.