Гарри Поттер в Церкви: между анафемой и улыбкой   ::   Кураев Андрей

Басни же населены «призраками»-аллегориями, а не живымилюдьми. Требовать авторского и читательского сочувствия к призраку-плаксе — все равно, что требовать сочувствия к крыловской стрекозе-лентяйке. И жесток же оказался дедушка Крылов: вместо того, чтобы некогда павшей, но раскаявшейся стрекозе дать приют в зимнее время, он ее выгоняет на мороз — «так поди же попляши!» Крылов-то, выходит, садист почище Роулинг: стрекоза ведь, в отличие от «плаксы Миртл» никого не «доставала», детей не пугала, просто жила и веселилась — а с ней поступили так «не по-христиански»!

Я бы от истории с Миртл начал разговор о том, как скучно жить человеку, который думает лишь о себе самом и без конца подсчитывает обиды, нанесенные ему другими. Такой гордец — да, да, плаксивость есть форма гордыни — в конце концов сам запирает себя в одиночке. В унитазе. Священник Александр Ельчанинов однажды сказал, что «гордый человек подобен стружке, завитой вокруг пустого места». Вот и вокруг Миртл создалась пустота, в которой повинна лишь она сама: своими слезами о себе самой она выела все живое и в себе и вокруг себя. Злопамятство — вот в чем трагедия Миртл. Тяжело жить, если помнить все то дурное, что как тебе кажется, сделали тебе люди. Тут уж лучше забыть, а еще лучше — простить.